Cоветское оружие времен Второй Мировой Войны

Утром 22 июня, в день начала войны, сотрудники НИИ-3 собрались в стенах своего института. Было ясно: новое оружие, над которым они работали, никаких войсковых испытаний проходить уже не будет, – сейчас важно собрать все установки и отправить их в бой. На тот момент в наличии имелось всего восемь машин. Пять, сделанные в институте, стояли на полигоне. Две шли своим ходом с завода. Последнюю, восьмую, которую испытывали моряки в системе береговой обороны, решили не ждать. Семь машин «БМ-13» и составили костяк первой батареи реактивной артиллерии, решение о формировании которой было принято 28 июня 1941 года. И уже через четверо суток, в ночь на 2 июля, она своим ходом убыла на Западный фронт.

Первая батарея состояла из взвода управления, пристрелочного взвода, трех огневых взводов, взвода боевого питания, хозяйственного отделения, отделения горюче-смазочных материалов, санитарной части. Кроме семи пусковых установок «БМ-13» и 122-мм гаубицы образца 1930 года, служившей для пристрелки, в ней было 44 грузовые машины для перевозки 600 реактивных снарядов «М-13», 100 снарядов для гаубицы, шанцевого инструмента, трех заправок горюче-смазочных материалов, семи суточных норм продовольствия и другого имущества. Командный состав батареи был укомплектован в основном слушателями Артиллерийской академии имени Дзержинского, только что окончившими первый курс командного факультета. Командиром батареи назначили капитана Ивана Флерова.

На Флерова выбор начальства пал неслучайно. Это был волевой и грамотный офицер-артиллерист. Он вырос в рабочей семье, родом из-под Липецка. После окончания артиллерийского училища участвовал в советско-финской войне, там командовал батареей. Мужество и находчивость молодого офицера уже тогда были отмечены орденом Красной Звезды. Никакой специальной подготовки по реактивной артиллерии ни офицеры, ни номера боевых расчетов первой батареи не имели. Большинство из них вообще слабо представляло себе природу реактивного движения. За период формирования удалось провести лишь три занятия, главным образом по устройству материальной части и боеприпасов и общим приемам обращения с ними. Занятиями руководили разработчики ракетного оружия: инженер-конструктор Попов и военный инженер 2 ранга Шитов. Перед самым концом занятий Попов указал на большой деревянный ящик, укрепленный на подножке боевой машины. «Вы, вероятно, думаете, – сказал он, – что этот ящик предназначен для инструмента водителя или для каких-либо аналогичных целей? Ничего подобного. При отправке вас на фронт мы набьем этот ящик толовыми шашками и поставим пиропатрон, чтобы при малейшей угрозе захвата реактивного оружия врагом можно было подорвать и установку, и снаряды».

Хотя никакими данными об эффективности «БМ-13» на поле боя командование пока не располагало, тайну нового оружия нужно было сохранить в что бы то ни стало. По этой же причине в ходе занятий расчетов никаких письменных инструкций и наставлений не выдавалось, запрещалось делать какие-либо записи... Секретность была такова, что когда в июле 1941 года заместитель командующего Западным фронтом генерал Еременко получил телеграмму Верховного Главнокомандующего с предписанием немедленно испытать «эрэсовскую батарею» (батарею реактивных снарядов – PC), он был в полном недоумении: «Эрэсовская батарея? Что же это может означать? Спросить, что ли, кого-нибудь из офицеров? Неудобно: подумают – генерал, а не знает...»

Через два дня после выступления из Москвы батарея стала частью 20-й армии Западного фронта, дравшейся за Смоленск. В ночь с 12 на 13 июля ее подняли по тревоге и направили к Орше. На станции Орша скопилось множество немецких эшелонов с войсками, техникой, боеприпасами и горючим. Флеров приказал развернуть батарею в пяти километрах от станции, за горкой. Двигатели машин не заглушали, чтобы после залпа моментально покинуть позицию. Стоял ясный солнечный, теплый день... В 15 часов 15 минут 14 июля 1941 года капитан Флеров дал команду открыть огонь. Вот как описывают этот залп очевидцы. Командир орудия Валентин Овсов: «Переключил рубильник электропитания... Земля дрогнула и осветилась. Огонь летит в цель». Подполковник Кривошапов: «После залпа по фронту метров на двести Капитан Флёров мы это видели и без биноклей Капитан Флёров поднялось море огня...» Маршал Советского Союза Еременко: «...Непривычный рев ракетных мин потряс воздух, как краснохвостые кометы, метнулись мины вверх, частые и мощные взрывы поразили слух и зрение сплошным грохотом и ослепительным блеском. Эффект единовременного разрыва 112 мин в течение считанных секунд превзошел все ожидания. Солдаты противника в панике бросились бежать. Попятились назад и наши солдаты, находившиеся на переднем крае, вблизи разрывов...»

А вот текст донесения в немецкий Генеральный штаб: «Русские применили батарею с небывалым числом орудий. Снаряды фугасно-зажигательные, но необычного действия. Войска, обстрелянные русскими, свидетельствуют: огневой налет подобен урагану. Снаряды разрываются одновременно. Потери в людях значительные». В небе сразу же появился вражеский самолет-разведчик, но батарея уже находилась далеко от того места, откуда был дан залп. В тот же день, но спустя полтора часа батарея Флерова обстреляла переправу через речку Оршица, где также скопилось немало живой силы и техники гитлеровцев. Результат был тот же.

В последующие дни батарея использовалась на различных направлениях действий 20-й армии в качестве огневого резерва начальника артиллерии армии. Несколько весьма удачных залпов было произведено по противнику в районах Рудни, Смоленска, Ярцево, Духовщины.

Эффект превзошел все ожидания. С фронта неслись победные реляции. Член Военного Совета Западного фронта Булганин докладывал непосредственно Сталину: «Действиями батареи РС... в Ярцевском направлении на немцев был наведен буквально ужас. Батареей РС был обстрелян находившийся в лощине батальон немцев, обратившийся в паническое бегство. Большая часть противника из батальона была уничтожена на месте. В дивизии среди красноармейцев вокруг действий этой батареи нескончаемые разговоры. Практика показывает, что батареи РС сильно эффективное вооружение...»

30 июля 1941 года газета «Правда» посвятила большую статью создателям нового грозного оружия. «Идея создания нового оружия поражает своей необычайной технической дерзостью и широтой замысла... Это... вид вооружения будущего», – пророчески писала газета.

Немецкое командование со своей стороны пыталось заполучить образцы «вооружения будущего» в свои руки и выпустило директиву, в которой сообщало, что русские имеют автоматическую многоствольную огнеметную пушку, выстрел которой производится электричеством. Отдельной строкой подчеркивалось: «При захвате таких пушек немедленно докладывать». В следующей директиве, красноречиво озаглавленной «Русское орудие, метающее ракетообразные снаряды», говорилось: «...Войска доносят о применении русскими нового вида оружия, стреляющего реактивными снарядами. Из одной установки в течение 3-5 секунд может быть произведено большое число выстрелов. О каждом появлении этих орудий надлежит донести генералу, командующему химическими войсками при верховном командовании, в тот же день». За батареей капитана Флерова, как когда-то за истребителями Звонарева, началась охота.

Генерал-лейтенант Науменко, во время войны служивший в батарее Флерова, вспоминает: «...На первых порах командование фронта и 20-й армии внимательно следило за батареей, ставя боевые задачи там, где фронт был более или менее стабильным и наши войска стойко держались под натиском превосходящих сил противника. Затем, когда обстановка резко обострилась, управление стало нарушаться, нам приходилось самим искать связь с командованием, получать от него задачи, выбирать маршруты следования, районы укрытия. Охраной батареи, кроме нас самих, никто не занимался. Опасность захвата батареи постоянно висела над нашим командиром. Лицо Ивана Андреевича всегда выражало тревогу, его настроение невольно передавалось и всем нам. Мы понимали, какая колоссальная ответственность лежит на командире, да и не только на нем. Тем более мы знали, что гитлеровское командование поставило задачу своим войскам во что бы то ни стало захватить батарею...»

Самым мрачным предчувствиям капитана Флерова суждено было сбыться. 7 октября 1941 года под деревней Богатырь, Вяземского района, Смоленской области, немцам удалось окружить батарею. Враг атаковал ее внезапно, на марше, обстреливая с разных сторон. Силы были неравными, но расчеты бились отчаянно. Флеров израсходовал по врагу последние боеприпасы, а затем взорвал пусковые установки. Поведя людей на прорыв, он геройски погиб в бою. Более двадцати лет ничего не сообщалось ни о судьбе капитана Флерова, ни о его подчиненных. А ведь 40 человек из 180 остались в живых. Всех, кто уцелел после гибели батареи в октябре 41-го, объявили без вести пропавшими, хотя они воевали до самой Победы.

Возможно, именно эта неопределенность не позволила наградить командира первой батареи реактивной артиллерии как положено. Лишь по прошествии пятидесяти лет после первого залпа «БМ-13» поле у деревни Богатырь все же раскрыло свою тайну. Там наконец-то были найдены останки капитана Флерова и еще 17 ракетчиков, погибших вместе с ним. Поисковым отрядом руководила учительница из Вязьмы. Самого капитана опознали по знакам отличия. Нашли и его записную книжку, искореженную взрывом. По черепу и скелету удалось даже определить, какие раны получил капитан. В 1995 году Указом Президента Российской Федерации «О награждении государственными наградами Российской Федерации активных участников Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов, Ивану Андреевичу Флерову было посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации. Кроме того, Флеров навечно зачислен в списки Военной академии ракетных войск стратегического назначения имени Петра Великого (бывшая Военная академия имени Дзержинского).